О препятствиях (nivāraṇa) канонические буддийские тексты говорят в очень разных ситуациях. Во многих суттах (ср., например, DN2, MN27, MN39, MN51 и многие им подобные) отстранение пяти препятствий описывается, как практика, которой занимаются монахи, уже достигшие значительных успехов и в аскезе, и в медитации. Отстранение пяти препятствий приводит этих монахов к достижению глубоких медитативных сосредоточений (джхан), в четвёртом из которых они могут уже достичь окончательного пробуждения – окончательного очищения от жажды, недоброжелательности и неведения.
Вместе с тем, тексты палийской Типитаки дают основания считать – очищение от пяти препятствий (в той или иной степени, на том или ином уровне) – это то, чем занимаются все ученики Будды: не только те, кто непосредственно подходит к пробуждению, и вообще не только монахи, но и миряне тоже.
Например, в сутте «Достойные дела» (AN4.61) Будда разъясняет своему преданному последователю, домохозяину Анатхапиндике, что даже чисто мирской успех в жизни, обусловлен развитием таких качеств, как
уверенность (saddhā) в Будде и его Дхамме,
нравственное поведение (sīla – соблюдение пяти правил нравственности мирянина),
щедрость (cāga – в этой же сутте Будда рассказывает о способах правильно расходовать материальные средства), и
мудрость (paññā).
Что такое мудрость в данном контексте? Это знание, понимание (viditvā) того, что определенные качества являются дурными, и приводят к дурным последствиям. Будда говорит Анатхапиндике, что дурные качества приводят людей к совершению того, что делать не следует, и к пренебрежению тем, что делать следует. В результате человек лишается и доброго имени, хорошей репутации (yasa), и счастья. Дурные качества, о которых здесь идёт речь – 1) чрезмерная (visama) алчность (abhijjhā), 2) злонамеренность (byāpāda), 3) апатия и вялость (thīna-middha), 4) беспокойность и сожаления (uddhacca-kukkucca), и 5) колебания (vicikicchā). Мудрость (paññā) заключается в том – говорит Будда – чтобы отбрасывать, устранять (pajahati) эти качества.
Но эти пять качеств и составляют список препятствий – тех самых, отстраняя которые, опытный монах входит в первую джхану. Правда, есть одно существенное различие. Мирянину, как говорится выше, следует избавляться только от «чрезмерной» алчности, в то время как монах, естественно, стремится к очищению от алчности как таковой. Причины этого вполне понятны – некоторая алчность, некоторая жажда чувственных удовольствий в жизни мирянина неизбежна и приемлема.
Но, в любом случае, чтобы распознавать подобные ментальные качества и уметь их отбрасывать, нужно тренироваться. Монаху, который стремится в кратчайшие сроки полностью от них очиститься, требуется значительно больше тренировки, чем мирянину – но и мирянину тренировка необходима.
Хорошей отправной точкой для подобной тренировки может быть, например, техника памятования о дыхании – то есть, отслеживание вдохов и выдохов. Вот как это отслеживание описывается в тексте сутты MN118:
«Делая длинный вдох, он знает: «я делаю длинный вдох», делая длинный выдох, он знает: «я делаю длинный выдох», делая короткий вдох, он знает: «я делаю короткий вдох», делая короткий выдох, он знает: «я делаю короткий выдох»». (Dīghaṃ vā assasanto ‘dīghaṃ assasāmī’ti pajānāti, dīghaṃ vā passasanto ‘dīghaṃ passasāmī’ti pajānāti; rassaṃ vā assasanto ‘rassaṃ assasāmī’ti pajānāti, rassaṃ vā passasanto ‘rassaṃ passasāmī’ti pajānāti).
Допустим, что мы взялись это делать, выбрав время, когда есть возможность сидеть спокойно, в умеренно удобной позе – умеренно удобной, чтобы не было слишком сильных побуждений её менять, но умеренно удобной, чтобы не заснуть.
При этом мы не пытаемся форсировать, ускорять, ещё как-то изменять дыхание, но просто наблюдаем вдохи и выдохи. Во время вдоха и выдоха воздух проходит достаточно протяженный путь внутрь тела, а затем из него, поэтому мы не пытаемся проследить за всем этим путём, но выбираем какое-то конкретное место, какую-то конкретную часть дыхательной системы, и отслеживаем именно её (например, можно отслеживать движения диафрагмы во время вдохов и выдохов).
Даже если мы сидим в относительно спокойном и уединенном месте, сразу же обнаружится множество отвлекающих факторов.
Во-первых, это разные внешние раздражители – окружающие предметы, звуки, запахи, и т.п. Ведь как бы мы ни старались изолироваться от любых возможных помех, какие-то предметы вокруг всё равно будут – и внимание будет рассеиваться на них.
Во-вторых, это ощущения, которые будут возникать в теле. Зуд, покалывания, и т.д., и т.п. На самом деле, телесные ощущения возникают у нас постоянно – но когда мы чем-то заняты, обращаем внимание только на самые сильные из них. Если же человек сидит, ничего не делает, и только старается не пропускать вдохи и выдохи, его восприимчивость обострится; мимолётные телесные ощущения, которые в обычном состоянии остаются не замеченными, моментально начнут притягивать внимание к себе.
В уме, в то же самое время, будут всплывать разнообразные мысли, воспоминания, образы, побуждения, желания.
Если не возвращать внимание к каждому вдоху и каждому выдоху, поток ощущений, мыслей, образов, эмоций просто унесет внимание по цепочке ассоциаций, и разрушит любую сосредоточенность. Поэтому условие, при котором только и возможна последующая практика, состоит в том, чтобы (не возмущаясь из-за того, что ощущения, мысли, эмоции возникают, и не ругая себя за их возникновение) снова и снова возвращать внимание к вдоху и выдоху. Конечно, полной устойчивости внимания сразу не получится, какие-то вдохи и выдохи будут упускаться. Ничего страшного в этом нет, нужно просто продолжать, не смущаясь, не раздражаясь и не расстраиваясь.
И если это делать, то практически сразу станут заметны какие-то из перечисленных выше пяти препятствий – или даже все они, сменяющие друг друга в течение непродолжительного времени.
Например, может быть так: мы прерываем процессы, разворачивавшиеся в уме, чтобы вернуть внимание к вдоху или к выдоху – но алчность сопротивляется, продолжает тянуть внимание к объекту, рассмотрение которого доставляет приятные переживания.
Следует заметить, что в ходе тренировки алчность может вызываться и нашими ожиданиями от самой тренировки. Начиная тренировку, мы, естественно, держим в уме представление о результатах, которых рассчитываем достигнуть. И легко может оказаться, что алчность возникнет по отношению к этим ожидаемым результатам. Проявляется она в виде нетерпения, которое мы испытываем, в виде чрезмерного напряжения, с которым делаем практику.
Какое напряжение является «чрезмерным»? Нужно быть бодрым и бдительным, но лишь в такой степени, чтобы не засыпать, не впадать в ступор, и не пропускать вдохи и выдохи; любое напряжение сверх этого – чрезмерное.
Кроме того, алчность по отношению к ожидаемым результатам часто проявляется в виде стремления форсировать дыхание – вместо того, чтобы его просто отслеживать.
Подобно алчности, злонамеренность тоже пытается задержать внимание на том объекте (воспринимаемом с помощью органов чувств, или представляемом в уме), который мгновением раньше вызвал приступ недовольства.
Может быть и так, что в тот момент, когда мы намереваемся приложить усилие, чтобы в очередной раз вернуть внимание к вдохам-выдохам, сама мысль об усилии вызовет внутреннее сопротивление; например, возникнет мысль: «может, хватит уже? Это слишком тяжело; это бессмысленно; это ни к чему не приводит; надо отдохнуть» и т.п. Или же просто возникнет сонливость. Так, в виде нежелания производить усилие или в виде сонливости, проявляются апатия и вялость.
А может быть и так, что, раз за разом пытаясь установить внимание на вдохах и выдохах, и раз за разом теряя бдительность, мы в какой-то момент выйдем из себя – будем охвачены раздражением, будем возмущаться, что «сейчас опять не получилось». Так проявляются сожаления.
Что касается возбуждённости, беспокойности ума – то она особенно хорошо заметна тогда, когда внешние раздражители беспокоят в минимальной степени, мысленно представляемых объектов, которые бы вызывали сильное влечение или сильное отторжение, тоже в данный момент нет, но на то, чтобы просто следить за дыханием, не хватает терпения. Хочется о чём-то думать, хочется занять ум каким-нибудь внутренним монологом, или каким-нибудь делом, и т.п. Уму буквально «не сидится на месте»; хочется, как минимум, пожевать какую-нибудь ментальную жвачку. Это и есть возбужденность, беспокойность (uddhacca).
Когда мы чувствуем, что что-то не получается, у нас возникают сомнения, растерянность, колебания – то ли я делаю? Продолжать ли это делать? Или, наоборот, нужно это бросить, и приняться за что-то другое?
Что же с этими препятствиями делать? Если не найти к ним правильного подхода, то они сорвут всю работу с умом. Но если посмотреть на них под правильным углом зрения, они, наоборот, станут для этой работы опорой. А для того, чтобы смотреть на них под правильным углом зрения, нужно помнить об обусловленности и безличности ментальных состояний. Здесь «теория» и «практика» смыкаются друг с другом наиболее непосредственным образом. Здесь громоздкая, казалось бы, излишне детализированная буддийская схоластика вдруг оказывается совершенно необходимой.
Когда мы возвращаем внимание к вдоху или выдоху, а алчность или недовольство продолжают тянуть его (внимание) к своим объектам, это столкновение весомо, грубо, зримо демонстрирует – наши ментальные состояния возникают в зависимости от условий. Это неотъемлемое свойство любых ментальных состояний (idappaccayatā: дословно – «обусловленность этим», то есть, возникновение в зависимости от определенных условий). Вопреки тому, что мы привыкли считать, наша психика работает таким же образом, как и природные процессы во внешнем мире. Есть раздражитель – есть и реакция.
Допустим, в тот самый момент, когда мы столкнулись с с алчностью, или с недовольством, мы вспоминаем именно об этом. Допустим, мы, вместо того, чтобы пытаться подавить эту алчность или это недовольство, вместо того, чтобы раздражаться, что опять не получилось, просто констатируем – да, так и работает психика. Эта психика обусловлена, эта психика – не-я, эта психика подобна природному процессу.
Если это понимание присутствует – полдела уже сделано. В тот момент, когда в уме вспыхивает понимание: «да, это естественный, обусловленный процесс смены психических состояний; да, так работает психика» – этот ум уже охвачен именно пониманием, а не алчностью, и не недовольством. В этот самый момент алчность и недовольство уже отстранены, и можно возвращать внимание к отслеживанию вдохов и выдохов – что мы сразу же и делаем. Точно таким же образом – по сопротивлению, которое они оказывают концентрации внимания, мы распознаём остальные препятствия, понимаем их безличную, обусловленную природу, и возвращаемся к наблюдению вдохов и выдохов.
Повторяя это раз, два, три, десять, и так далее – мы взращиваем и укрепляем отстраненность от препятствий. Они ещё продолжают возникать – но укрепившееся понимание их обусловленности и безличности создаёт в психике некий, если можно так выразиться, «остров покоя». Какая-то часть ума уже не поддаётся им, а просто наблюдает их возникновение – и их последующее ослабление и исчезновение, когда внимание от них отвлекается.
Это новое качество – качество собранности, качество свободы от пяти препятствий, может быть ещё слабым. Но если оно уже заметно, если оно уже проявляется, его проявление вызывает радость. Сначала лёгкую, как бы слегка удивленную и неуверенную. Но затем, по мере продолжения тренировки, радость делается всеобъемлющей, и ощущается даже физически. Нельзя сказать, что внешние раздражители, телесные ощущения, мысли и образы вообще перестают восприниматься. Нельзя даже сказать, что они совершенно перестают вызывать влечение (алчность) или отторжение (раздражение, недовольство). Склонность ума соскользнуть к апатии, или, наоборот, сделаться беспокойным, или продуцировать сожаления и колебания, тоже продолжает присутствовать – это заметно. Но всё это как бы заглушается, на какое-то время, всеобъемлющей радостью.
И, поскольку препятствия заглушены, переживается блаженное чувство покоя и невозмутимости.
Говоря короче, отслеживание вдохов и выдохов, если его делать разумно, позволяет хотя бы временно заглушить/ослабить пять препятствий. Когда пять препятствий заглушены, начинают проявляться (хотя бы в некоторой степени) семь «факторов пробуждения» (bojjhanga): бдительность (sati), различение явлений (dhamma vicaya), энергия (viriya), восторг (pīti), покой (passaddhi), сосредоточенность/собранность (samādhi), беспристрастие (upekkhā).
Опыт покоя, собранности ума, безмятежности позволяет лично проверить и убедиться в правоте того, о чём Будда говорил каламам (AN3.65). Свобода от алчности, злобы и неведения, душевный покой – это и есть подлинное счастье.
При этом, конечно, не следует думать, что человек, ведущий обычную мирскую жизнь, способен не просто дойти до проблеска этого состояния, но и удержать его. Слишком много в нашей жизни привязанностей и забот, слишком много интересов и проблем. Едва закончились полчаса или час, отведенные на тренировку бдительности и взращивание факторов пробуждения, как мы погружаемся в повседневную жизнь, переключаем внимание на неё, и снова делаемся уязвимыми.
Тем не менее, подобная практика очищения ума всё равно не проходит бесследно, но даёт определенные позитивные результаты.
Если тренироваться более или менее регулярно, спустя некоторое время станет видно, что и среди обычной жизни, со всеми её интересами, проблемами, заботами, тревогами, удовольствиями и неприятностями, нас не покидает некоторая сдержанность. Что бы ни происходило, нас не оставляет некоторая доля понимания, что на самом деле ощущения, переживания, мысли, эмоции, волевые импульсы, решения, действия – суть лишь сцепление автоматических реакций, не меньше и не больше. У нас остаётся постоянная, хотя и не всегда заметная уверенность, что не стоит ко всему этому относиться более серьезно, чем оно того заслуживает.
И ещё остаётся привычка – во время прилива негативных, или беспокоящих, или угрожающих вывести из равновесия эмоций автоматически устанавливать бдительность на дыхании и, таким образом, отстраняться от этих эмоций.
Эти навыки позволяют более благоразумно действовать в отношениях с другими людьми. Но также они позволяют следить за собой и не давать разрастаться если не абсолютно любым, то, по крайней мере, наиболее зловредным формам алчности и злобы. В конечном счёте, это позволяет до такой степени приближаться к душевному миру, к покою, к счастью, насколько это вообще возможно в мирской, «домохозяйской» жизни.
Буддизм в Европе - очерки философии 